– Наверное, я пытаюсь от чего-то уйти?
– Возможно. Потому-то мы здесь, с вами. Помочь вам просечь то, что позади. – Она касается его обнаженного плеча. – Но сейчас самое важное – не волноваться. Просто отдыхайте.
Она снова направляется к двери. За дверью – странная тьма, он ничего не может разглядеть. Он снова смотрит в потолок, на этот неглубокий купол, на целый лес нависших над ним бутонов, каждый из которых завершается пуговкой. Серого цвета, они все равно походили на груди: ряд за рядом эти юные девичьи груди образовывали над ним полог из нежных округлостей, увенчанных сосками. Ему захотелось указать на это доктору, но она по-прежнему ждала у открытой двери, а потом какой-то инстинкт подсказал ему, что такое он не может сказать женщине-врачу. Это слишком личное, каприз восприятия, это может ее оскорбить.
Наконец врач оборачивается. Кто-то поспешно входит в палату за ее спиной: молодая сестра, явно уроженка Вест-Индии, белая шапочка и смуглое лицо над крахмальной белой с голубым униформой. Через руку перекинут сверток красных резиновых подстилок. Она скашивает глаза на врача:
– На военной тропе – медсестра. Для разнообразия.
Врач умиротворенно кивает, потом произносит, обращаясь к пациенту:
– Это сестра Кори.
– Рады видеть вас у нас, мистер Грин.
Он поднимает на сестру взгляд, на лице – глуповато-смущенная гримаса.
– Прошу прощения.
Она с шутливой строгостью поднимает палец:
– Никаких «прошу прощения». А то отшлепаю.
Миловидная девушка, чувство юмора, веселая повелительность тона. И – редкостное совпадение – при всей очевидности совершенно различного расового происхождения двух женщин, глаза у сестры точно того же цвета, что у врача.
– Закройте дверь, сестра, будьте добры. Я хочу начать предварительные процедуры.
– Обязательно.
И снова доктор Дельфи скрещивает руки на груди: это явно ее любимая поза. Ее взгляд, устремленный на него, на миг кажется удивительно задумчивым, будто она еще не окончательно решила, каким должен быть курс лечения, будто он для нее не столько живой человек, сколько трудная проблема. Но вот она чуть улыбается ему:
– Это не больно. Многие пациенты находят, что эти процедуры приятно расслабляют. – Она бросает взгляд на сестру, стоящую теперь по ту сторону кровати: – Начнем?
Они склоняются над ним и с привычной ловкостью высвобождают края простыни и одеяла из-под матраса, сначала с одной стороны, потом – с другой. Быстро и аккуратно сложенные в несколько раз, одеяло и простыня оказываются в изножье кровати. Он пытается сесть. Но они обе немедленно возвращаются и встают над ним, мягко, но непреклонно заставляя его снова лечь.
Доктор Дельфи говорит:
– Лежите тихо. Так, как есть.
Голос ее, по-прежнему спокойный, стал заметно более деловым; она замечает, что он смущен.
– Ну, дорогой мой, мы же медики, я – врач, а это – сестра. Мы видим голых мужчин каждый Божий день.
– Да, – говорит он и добавляет: – Прошу прощения.
– Ну а сейчас мы постелим вам резиновую подстилку. Повернитесь ко мне. – Он поворачивается и чувствует, как сестра укладывает подстилку вдоль его спины. – А теперь на другой бок. Через завернутый край. Вот так. Отлично. Теперь – опять на спину. – Он смотрит в простеганный потолок. Подстилку расправляют и туго натягивают на матрас. – Теперь поднимите руки и заложите их за голову. Вот так. Отлично. Теперь закройте глаза – я хочу, чтобы вы расслабились. Вы находитесь в самой лучшей из европейских клиник, занимающихся такими проблемами, как ваша. Процент излечений здесь очень высок. Вы уже не блуждаете бесцельно, вы – на пути к выздоровлению. Расслабьте мышцы. Освободите мозг. Все будет хорошо. – Она смолкла. – Так. Теперь мы проверим кое-какие нервные реакции. Не двигайтесь. Лежите совершенно спокойно.
– Хорошо.
Он послушно держит глаза закрытыми. Несколько мгновений тишины, только тиканье часов, потом врач тихо произносит:
– Начинайте, сестра.
Две легкие ладони касаются внутренней стороны его рук, закинутых на подушку, спускаются к подмышкам, гладят бока, останавливаются у тазобедренных суставов, чуть на них надавливая.
– Вам приятны мои руки, мистер Грин? Чувствуете их тепло?
– Да, благодарю вас.
Сестра убирает руки, но лишь на миг. Одна из ее ладоней умело приподнимает его безжизненно обмякший пенис, потом опускает его и остается на нем лежать. Пальцы другой руки обнимают мошонку и начинают осторожно ее массировать. Встревоженный, он открывает глаза. Врач наклоняется к нему:
– Нервный центр памяти в мозгу тесно связан с центром, контролирующим деятельность половых желез. Необходимо проверить, нормально ли они функционируют. Это рутинная процедура. Нет причин стесняться. Будьте добры, закройте опять глаза.
В ее взгляде уже нет ни юмора, ни суховатой иронии – только профессиональная серьезность. Он закрывает глаза. Массаж мошонки продолжается. Другая рука начинает поглаживать его пенис – снизу вверх. И хотя он никак не может расслабиться, эти манипуляции и правда кажутся ему всего лишь рутинной медицинской процедурой, и, как бы в подтверждение этому, доктор Дельфи затевает разговор с сестрой, через кровать, над его простертым телом:
– Удалось им что-нибудь сделать с той заглушкой?
– Смеетесь, что ли?
– Просто не знаю, что у нас творится с техобслуживанием. Чем больше жалуешься, тем дольше они тянут.
– Да они только и делают, что в карты дуются в котельной. Видала я их.
– Попробую напустить на них мистера Пикока.
– Удачи вам.
Глаза у него закрыты, но он угадывает, что доктору по душе молоденькая сестра, нравится ее саркастическое смирение; что они улыбнулись друг другу после этого ее пожелания. Рука продолжает: то легко сжимает его пенис, то поглаживает, то осторожно перекатывает в пальцах. Однако что-то в их разговоре его встревожило. Ему кажется, что он уже слышал что-то такое, какой-то разговор о больничных делах, пережил такое раньше, даже это вроде бы… но как могло такое произойти с ним и не запомниться?